акту («Как не похожа была будничная эта стряпня на любовь моих хозяев за стеной…»; «Гонорар»); «утомительная правильность» и «безжизненность» Раисиного слога], а местом действия становится ее более или менее стабильный дом [гостиница, где живет и имеет контакты проститутка; «замок» Бендерских].
(в) Героиня старше героя [Вере тридцать; возраст Раисы не указан, но она явно солиднее героя и своей молодой горничной; более того, через сон, снящийся герою, она соотнесена с увядшей сорокалетней прачкой Катей]. У нее большое полное тело и большая грудь [у проститутки Веры и прачки Кати плечи/грудь к тому же «опавшие»], что придает ее облику черты «земной матери» (Earth-Mother). Соответственно, ее дом является своего рода храмом любви [профессионалка Вера принимает героя в предназначенном для этого номере гостиницы; дом Бендерских напоминает бордель своей обстановкой, чему вторит удвоение Раисы в ее распутного вида горничной].
(г) Занятый поиском матери, герой символически припадает к груди героини и вступает с ней в эдиповскую связь. Эротическое возбуждение героини, сосредоточенное в ее глазах и груди, парадоксально сочетает оральные, вагинальные и фаллические черты:
«Голова моя тряслась у ее груди, свободно вставшей надо мною. Оттянутые соски толкались о мои щеки. Раскрыв влажные веки, они толкались, как телята» («Гонорар»);
«[М]ы стали переводить «Идиллию»… рассказ о том, как голодный юноша-плотник отсосал у толстой кормилицы молоко, тяготившее ее» […] «Из-под кротовой шапочки на меня смотрели блестящие испуганные глаза. Рыжий мех ресниц жалобно вздрагивал […] Грудь ее свободно лежала в шелковом мешке платья; соски выпрямились, шелк накрыл их» («Мопассан»).
Эдиповский характер носят и взаимоотношения героя со второй родительской фигурой – отцовской [с «церковным старостой» и другими вымышленными клиентами («Справка»/«Гонорар»); с покровителем Казанцевым, соперником Бендерским и кумиром Мопассаном («Мопассан»)].
(д) Наряду с материнско-хтоническими чертами, героиня, осуществляющая инициацию героя, наделена также «религиозным» именем [Вера; Раиса – «райская»] и ассоциирована с христианским мифом:
Вера «выходила на Головинский [Голгофа?] проспект и […] плыла впереди толпы, как плывет богородица на носу рыбачьего баркаса…» («Справка»).
«Изо всех богов, распятых на кресте, это был самый обольстительный» («Мопассан»).
Сакральные мотивы включают приобщение к таинствам не только пола и веры, но и смерти [смерти вымышленного «церковного старосты» и самого героя, которому, по ходу его импровизации «гибель казалась неотвратимой» («Справка»); смерти Мопассана и Бендерского, о котором говорится, что он был близок к Распутину и что «ткань действительности порвалась