меня, отдалась мне. Я успокоился только тогда, когда послал ей деньги, показав этим, что я нравственно ничем не считаю себя связанным с нею» (т. 12, с. 15).
Знаменательно, что особыми – символическими, а не практическими – соображениями диктуется и вручение денег человеком из подполья Лизе у Достоевского (см. гл. 5).
[47] Мотив «невыдерживания» благородной роли, сознательно избранной представителем высшего класса ради спасения персонажа из народа, был впервые разработан Достоевским в «Скверном анекдоте» (1862). Применительно к спасению проститутки он к концу века являлся общим местом. Оригинальность Достоевского проявилась и здесь: у него проститутка «спасает» героя – в «Записках из подполья» и «Преступлении и наказании» (см. гл. 5).
[48] Эта «упрощенческая» установка Толстого составляла плоть от плоти «этики нигилизма», о которой писал, с упоминаниями о Толстом, С.Л. Франк [131].
[49] Более подробно эта парадигма описывается в Прилож. I.
[50] В этом Бабель вторит Мопассану, любившему проституток, и его герою – Дюруа, который «отнюдь не питал к ним отвращения, свойственного семьянину» («Милый друг», . 204); о «Милом друге» см. гл.6.
[51] О месте мотива «чаепития» в топосе проституции см. Прилож. I, разд. 2.2.