в квадрате! Заодно происходит первая (если не считать «Мисс Гарриэт») примерка сюжетных ролей, заимствуемых, пока что неявно, из переводимого текста в «реальную» жизнь.
Непосредственно за резюме «Идиллии» следует сцена пиршества в мансарде Казанцева на деньги, заработанные рассказчиком у Раисы. Продолжая метафорическое прочтение бабелевского монтажного листа, можно сказать, что очередной метаморфозой молока становится его претворение в вино, икру и колбасу для голодной богемы. К грудям, сочащимся вином, мы вскоре вернемся, а сейчас обратим внимание на вклинивающийся в идиллическую сцену мотив денег.
Взаимоотношения бабелевского рассказчика с Раисой двусмысленны. Он начинает с того, что продает ей свои литературные услуги за плату, а кончает тем, что своим талантом завоевывает ее плотскую любовь; промежуточную роль играют получаемые им гастрономические радости. Денежные операции выступят вперед в эпизоде с «Признанием», а пока незаметны – благодаря работе бабелевских монтажных ножниц. По ходу сюжета «Идиллии» кормилица, увидев постороннего ребенка, говорит, что была бы рада не только дать ему грудь, но и заплатить за это «пять франков». Правда, в дальнейшем о деньгах речи нет (работник и кормилица душевно благодарят друг друга за взаимную услугу), но на заднем плане они присутствуют – как мера идиллически-безналичной – бартерной – сделки. Аналогичный «прямой товарообмен» совершается во многих новеллах Мопассана (и венчает сюжетную коллизию бабелевской «Справки»), но на данном участке «Мопассана» Бабель опускает финансовые обертоны «Идиллии», позволяя им разве что косвенно отозваться в закупке продуктов для «коммуны на Песках».
«Признание». Центральная роль этой новеллы в сюжете «Мопассана» очевидна. «Работа» героев над ее «переводом» собирает в фокус темы солнца, вина, секса, денег и стержневой мотив воплощения искусства в жизнь. В круговороте мотивов между вставной и обрамляющей новеллами участвует чуть ли не каждое слово текста, вплоть до «розовых от старости губ» белой клячи, перекликающихся с «розовыми глазами» Раисы. Мы сосредоточимся на трех монтажных моментах.
Мотив вкушения вина, сцепляющий действия на рамке и внутри нее, – предмет отдельного рассмотрения (см. гл. 4). Обратим, однако, внимание на тот способ, которым этот мотив введен в повествование, – способ, вторящий «Идиллии» и примененным в ней приемам монтажа.
«Она принесла […] бутылку и два бокала. Грудь ее свободно лежала в шелковом мешке платья; соски выпрямились, шелк накрыл их. – Заветная, – сказала Раиса, разливая вино […] Солнце отполировало […] вином и яблочным сидром рожу кучера Полита […] веселые слезы катились по его лицу цвета кирпичной крови и вина. Я выпил еще бокал».