притвориться спутником проститутки, чтобы спасти ее от полицейской облавы. По дороге она рассказывает ему свою нелегкую биографию, а в заключение из благодарности предлагает бесплатно воспользоваться ее услугами, но он отказывается.
Предложение бесплатного секса продажной женщиной – обратное общее место литературы о проститутках (см. Прилож. I, 4. 3). Отказ рассказчика в данном случае тоже не оригинален, но он и не абсолютен, ибо действительно интересующая его «сделка» – типа «нарративного договора» – как раз совершается: в обмен на обман полиции он получает «подлинный» материал для новеллы.
Торговые операции между писателем и проституткой естественно взывают к сравнению с трактовкой «обманного товарообмена» автором «Справки»/«Гонорара», которая – при всех внешних сходствах – глубоко отлична.
У Бабеля. Заимствуя схему «товарообмена», Бабель, как и во многих других случаях, использует Мопассана для внесения на русскую почву «материалистического» начала – телесного, животного, эротического, коммерческого, цинично-буржуазного. И, как обычно бывает в таких случаях, в процессе переноса импортируемый элемент – в данном случае, «товарообмен» – трансформируется, обогащаясь некоторыми чертами той «духовности», для противодействия которой он был привлечен. В свою очередь, и сама «духовность» не остается в ходе этого диалектического процесса традиционно возвышенной, а несколько подмачивается, приобретает фальшивый, шулерский оттенок, сродни «бронзовым векселям».
В бабелевских сюжетах нечто «духовное» (искусство, слово, мысль, святость) часто так или иначе обменивается на нечто «материальное» (деньги, еду, секс, тело, здоровье). Но в ходе обмена каким-то чудом возникает дополнительная «нематериальная» ценность (любовь, вера, доброта). В то же время сами ценности меняются знаками, производя гибридные образования – «сакральные парадоксы» (циничный святой, священные пирожки и т. п.). Эта магия «сверхсметности» ставит в центр сюжета «артиста» (художника, комбинатора, вдохновенного обманщика), поднимая «обман» до уровня «творчества».
Именно такой «баланс с сальдо в пользу любви» сведен в «Признании», каким оно представлено в «Мопассане». Сыграв свою роль, денежные соображения отходят на задний план, и читатель, вместе с рассказчиком и Раисой, становится свидетелем торжества любви Селесты и Полита, одновременно земной, хтонической и солнечной, солярной. В этом позднебабелевском решении синтезированы сугубо «материалистическое» мопассановское (реализованное в оригинале «Признания»), где обмен взаимен и равно корыстен, и преувеличенно «духовное», чисто солярное раннебабелевское, в котором, как мы помним (см. выше об «Одессе»), «товарообмен» выпущен совсем. Наиболее полно