Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Произведения автора » Конармейский дневник 1920 года, страница15

Конармейский дневник 1920 года, страница15

на меня  действует, четыре синагожки рядом. Религия? Никаких украшений в здании,  все  бело  и гладко до аскетизма, все бесплотно, бескровно, до чудовищных размеров, для того, чтобы уловить, нужно иметь душу еврея. А  в  чем  душа  заключается? Неужто именно в наше столетие они погибают?

    Уголок Дубно,  четыре  синагоги,  вечер  пятницы,  евреи  и  еврейки  у разрушенных камней — все памятно. Потом вечер, селедка,  грустный,  оттого что не с кем «совокупиться. Прищепа и  дразнящая,  раздражающая  Женя,  ее еврейские и блистающие глаза, толстые ноги и мягкая грудь. Прищепа —  руки грузнут и ее упорный взгляд, и дурак муж,  кормящий  в  крохотном  закутке перемененную лошадь.

    Ночуем у других евреев,  Прищепа  просит,  чтобы  ему  играли,  толстый мальчик с твердым, тупым лицом, задыхаясь от ужаса, говорит,  что  у  него нет настроения. Лошадь напротив в дворике. Грищуку 50 верст от дому. Он не убегает.

    Поляки наступают в районе Козина — Боратино, они у  нас  в  тылу,  6-ая дивизия в Лешнюве, Галиция. Идет операция на Броды,  Радзивилов  вперед  и одной бригадой на тыл. 6-ая дивизия в тяжких боях.

 

    24.7.20

    Утром — в Штарме. 6-ая дивизия ликвидирует противника, напавшего на нас в Хотине, район боев Хотин — Козин, и я думаю — несчастный Козин.

    Кладбище, круглые камни.

    Из Кривих с  Прищепой  еду  в  Лешнюв  на  Демидовку.  Душа  Прищепы  — безграмотный мальчик, коммунист, родителей убили кадеты, рассказывает, как собирал свое имущество по станице. Декоративен, башлык, прост  как  трава, будет барахольщик, презирает Грищука за то, что тот не любит и не понимает лошадей. Едем через Хорупань, Смордву и  Демидовку.  Запомнить  картину  — обозы, всадники, полуразрушенные  деревни,  поля  и  леса,  дубы,  изредка раненые и моя тачанка.

    В Демидовке к вечеру. Еврейское местечко, я  настораживаюсь.  Евреи  по степи, все разрушено.  Мы  в  доме,  где  масса  женщин.  Семья  Ляхецких, Швехвелей, нет, это  не  Одесса.  Зубной  врач  —  Дора  Ароновна,  читает Арцыбашева, а вокруг гуляет казачье. Она горда, зла, говорит,  что  поляки унижали  чувство  собственного  достоинства,    презирает    за    плебейство коммунистов, масса дочерей в белых чулках, набожные отец  и  мать.  Каждая дочь — индивидуальность, одна — жалкая, черноволосая, кривоногая, другая — пышная, третья — хозяйственная, и все, вероятно, старые девы.

    Главные раздоры — сегодня суббота. Прищепа заставляет жарить  картошку, а завтра пост, 9 Аба и я молчу, потому что я русский. Зубной врач, бледная от гордости и чувства собственного достоинства,  заявляет,  что  никто  не будет копать картошку, потому что праздник.

    Долго мною сдерживаемый Прищепа прорывается — жиды, мать, весь арсенал, они все, ненавидя нас и меня, копают картошку,  боятся  в  чужом  огороде, валят на кресты. Прищепа негодует. Как все тяжко — и Арцыбашев,  и  сирота гимназистка из Ровно, и Прищепа в башлыке.  Мать  ломает  руки  —  развели огонь в субботу, кругом брань. Здесь был  Буденный  и  уехал.  Спор  между еврейским юношей и Прищепой.  Юноша  в  очках,  черноволос,  нервен,  алые воспаленные веки, неправильная русская речь. Он верит в Бога,  Бог  —  это идеал, который мы носим в нашей душе, у каждого человека в душе есть  свой Бог,  поступаешь  дурно  —  Бог  скорбит,    эти    глупости    высказываются восторженно и с болью. Прищепа  оскорбительно  глуп,  он  разговаривает  о религии в  древности,  путает  христианство  с  язычеством,  главное  —  в древности была коммуна, конечно, плетет  без  толку,  ваше  образование  — никакого, и еврей — 6 классов Ровенской гимназии — говорит по Платонову  — трогательно и смешно — роды, старейшины. Перун, язычество.

    Мы едим, как волы, жареный картофель