признать, что он лишился и чаши на пире отцов,/ И веселья, и чести своей (1931; 1: 171), или двусмысленно заявить: Я пью, но еще не придумал… какое именно из воображаемых иностранных вин (1931; 1: 174; см. Жолковский 1986а). Как бы там ни было, утрата вина совершается, закономерно вторя перипетиям бабелевской мистерии на многих уровнях.
Одним из цитатных секретов рассказа является использование мопассановского «Доктора Ираклия Глосса»[15]. Негласное присутствие этой повести тайно снабжает финальную позу Мопассана на четвереньках как мопассановской, так и ветхозаветной глоссой. Обе аллюзии интересны не только сами по себе, но и в контексте бабелевского балансирования между документальностью и вымыслом и между христианством и иудаизмом. Стержневую роль играют они и в винном сюжете.
Помешательство д-ра Глосса на метампсихозе и родстве с животным миром приводит к тому, что он становится на четвереньки, ест с животными и совершенно отчуждается от людей. Этот кульминационный пассаж (в конце гл. 23) подготовлен множеством предвестий, но только в нем тема, наконец, формулируется со всей ясностью и оснащается упоминанием о Навуходоносоре, т. е. отсылает к книге пророка Даниила. Бабель аналогичную отсылку опускает, но для его «Мопассана» эта книга едва ли не более релевантна, чем для мопассановского «Глосса».
Начать с того, что книга Даниила изобилует литературными аллюзиями (Тальмон: 346). Она также сочетает претензии на историческую подлинность первых шести глав с пророческим тоном в последующих.[16] По типу авторской позы она принадлежит к категории так наз. «плагиатов наоборот» (inverted plagiarisms): написанная много позднее описываемых событий, она замалчивает имя своего сочинителя, как бы приписывая авторство своему (повидимому, мифическому) герою, с точки зрения, а иногда и от лица которого (в гл. 8-12) ведется повествование (Тальмон: 346). Наконец, в книге Даниила охотно используется структурная формула 3 + 1, вообще частая в Библии, особенно в так наз. книгах библейской премудрости (Притчах, Числах и др.; Тальмон: 347-9).
Параллели с бабелевским рассказом, — полным интертекстуальных и словесных игр, стоящим на стыке вымысла, документальности и визионерства, озаглавленным именем писателя-предшественника («Книга Мопассана»?)[17] и построенным на опровержении трех новелл одним биографическим фрагментом, — очевидны. Нетрудно убедиться и в тематической привлекательности для Бабеля книги Даниила.
Хотя животная аватара Навуходоносора наступает лишь в главе 4-й, книга Даниила с самого начала читается как захватывающий подтекст к «Мопассану».
Глава 1. Вавилонский царь Навуходоносор осаждает Иерусалим и забирает в качестве добычи «часть сосудов Дома Божия»