доверчивый, ласковый, робкий» (с. 163). –»Раскрыв влажные веки, [соски] толкались, как телята. Вера сверху смотрела на меня» («Гонорар»).
Творческая «игра» в обоих случаях ведется наполовину всерьез – рассказчик сам начинает верить своим выдумкам и впадает в неменьший экстаз, чем слушательница:
«Я вошел в пафос до того, что у меня самого горловая спазма приготовлялась…» (с. 161). –»Жалость к себе разрывала мне сердце, гибель казалась неотвратимой» («Справка»).
Горловой спазмы бабелевский рассказчик не испытывает, зато щедро вдвигает астму и сиплый свист удушья в желтую грудь церковного старосты. Знаменательно, что астмой всю жизнь страдал сам Бабель, и теми или иными формами задыхания он наделил своих автобиографических героев, например, в финалах «Первой любви» и «В подвале».
Форма проявления пафоса у подпольного человека вторит не только слезам слушательницы, которая обильно плачет по ходу сюжета, в чем к ней не раз присоединяется герой, но и еще одному аспекту ее образа. Испытывая «горловую спазму», герой как бы оказывается ее двойником и в отношении ее, так сказать, профессиональной болезни – чахотки, грозящей ей вместе с большинством падших женщин, начиная с дамы с камелиями Дюма-сына и Насти Крюковой Чернышевского. Это ответное «заражение ОТ ГЕРОИНИ» в процессе «заражения ГЕРОИНИ чувствами, диктуемыми рассказом героя», входит в целый комплекс зеркальных взаимоотношений между персонажами, повторенных и развитых в «Справке».
Одно из наиболее оригинальных обращений в «Справке» топоса «спасения проститутки» было четко намечено уже в «Мокром снеге». «Книжные» претензии героя на «авторство» встречаются и в других образцах топоса – начиная с «Невского проспекта» (где в практическом плане художник Пискарев ограничивается безуспешным предложением брака, а всю силу «переписывания жизни героини по книжному образцу» сосредотачивает в своих сновидениях). Однако сюжет «авторского повествования» героя, строящийся вокруг жалоб на собственные страдания, мы находим – до Бабеля – только у Достоевского.
Обычный канон рассказа о проститутке (как русский, так и иностранный) предполагает ее собственный рассказ о своих страданиях. В «Мокром снеге» это отчасти есть, но интересным образом большую часть информации о тяжелой жизни Лизы мы получаем из уст героя и притом в виде типового «книжного» сценария. Таким способом герой уже с самого начала заявляет свои «авторские претензии» и демонстрирует склонность к вымыслу, а также готовит переход к нарциссистскому сосредоточению на себе. Бабель заимствует этот ход Достоевского и усиливает его тем, что полностью опускает мотив страданий Веры и переносит всю силу «авторского» вымысла героя на ЕГО историю, причем, доводя до