для торжественной церемонии было подарено «белое облачение» каковое мне бы тоже очень пригодилось, но мне его не дали […], поскольку я не имел чести быть евреем» (с. 61).
Поистине бабелевский букет из бандита, то ли еврея, то ли славянина, красивой одежды и ловкого и выгодного притворства!
Через сотню страниц и четырьмя годами позже все еще девственный Жан-Жак подвергается в Лионе приставаниям онаниста, предлагающего ему «развлечься совместно, но каждый сам по себе» (с. 153), а затем в том же Лионе
Жан-Жака, собравшегося заночевать на лавке под открытым небом, приглашает разделить с ним его постель некий аббат, по приходе домой обнаруживающий те же виды на него, что и бандит-псевдоеврей. Умудренный прошлым опытом, Жан-Жак умелыми речами успокаивает сексуальный пыл аббата.
Обращает на себя внимание не только напрашивающаяся параллель с бабелевским «церковным старостой», но и общий мотив «дома/бездомности».
* * *
Вопрос о том, читал ли Бабель Руссо и если да, то как на него реагировал и что у него заимствовал, приведенная выше батарея перекличек, разумеется, не решает. Многочисленные сходства вполне могут объясняться передачей через «третьи руки» – с одной стороны, через Достоевского, с другой – по французской, бальзаковско-мопассановской линии. Возможны и чисто типологические схождения, продиктованные общностью разрабатываемой парадигмы. Именно из подобных обобщенных представлений об интертексте мы и исходили в нашем прочтении «Исповеди», как если бы ее автором был не Руссо, а Бабель. Смысл выявленных изотопий в том, что они наглядно демонстрируют принадлежность Бабеля к традиции, начатой Руссо, вернее – иронично-пародийное замыкание им этой традиции.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] См. также Фрейдин [134, с. 236] со ссылкой на Воронского [23, с. 153].
[2] К этому можно добавить сходство «побирушки», заражающей Сашку Христа и его отца дурной болезнью, с Лизаветой Смердящей, матерью Смердякова.
[3] Для «Превращения» Кафки в «Записках из подполья» также найдется потенциальный источник – фраза «»Скажу вам торжественно, что я много раз хотел сделаться насекомым, но даже этого не удостоился» (Достоевский [41, т. 5, с. 101]); в связи с «Превращением» ср. еще сюжет «Крокодила» (1865).
[4] О двойничестве Насти с Верой Павловной см. Жолковский [50, с. 59].
[5] Идея и концовка некрасовского стихотворения 1844 г. «Когда из мрака заблужденья…» («Забудь сомнения свои/ … / И в дом мой смело и свободно/ Хозяйкой полною войди!» [85, т. 1, с. 101–102] настойчиво обыгрываются в «Записках из подполья» и последующих вариациях на тему спасения проститутки.
[6] Имена героинь прочерчивают важные связи между магистральными русскими текстами на «женскую» тему: Лиза («Бедная