Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Конармейский дневник 1920 года » Конармейский дневник 1920 года, страница41

Конармейский дневник 1920 года, страница41

к Бугу,  наступать  на  Вакиево  —  Гостиное.  Толкаемся,  но успехов не  удерживаем.  Толки  об  ослаблении  боеспособности  армии  все увеличиваются. Бегство из армии. Массовые рапорты об отпусках, болезнях.

    Главная болячка дивизии  —  отсутствие  комсостава,  все  командиры  из бойцов, Апанасенко ненавидит демократов, ничего не смыслят,  некому  вести полк в атаку.

    Эскадронные командуют полками.

    Дни апатии, Шеко поправляется, он  угнетен.  Тяжело  жить  в  атмосфере армии, давшей трещину.

 

    3-5.9.20. Малице

    Передвинулись вперед к Малице.

    Новый помнаштадив — Орлов. Гоголевская  фигура.  Патологический  враль, язык без костей, еврейское лицо, главное — ужасная, если в нее  вдуматься, легкость разговора, болтовни, вранья, боль (хромает), партизан,  махновец, окончил реальное училище, командовал полком. От легкости этой страшно, что там внутри?

    Мануйлов, наконец, хоть и со скандалом, сбежал,  были  угрозы  арестом, какая бестолковость Шеко, направили его в 1-ую бригаду,  идиотство,  Штарм направил в авиацию. Аминь.

    Живу с Шеко. Туп, добр, если уколоть  в  нужное  место,  бездарен,  без постоянной  воли.    Пресмыкательствую,    зато    ем.    Томный    полуодессит Богуславский, мечтающий об одесских «девочках», нет, нет, а съездит  ночью за армприказом. Богуславский на казачьем седле.

    1-ый взвод 1-го эскадрона. Кубанцы. Поют песни.  Степенные.  Улыбаются. Не шумят.

    Левда подал рапорт о болезни. Хитрый хохол. «У  меня  ревматизм,  не  в силах работать». Три рапорта из бригад, сговорились; если  не  отвести  на отдых — дивизия погибнет, нет задора, лошади  стали,  люди  апатичны,  3-я бригада два дня в поле, холод, дождь.

    Грустная  страна,  непролазная  грязь,  отсутствующие  мужики,    прячут лошадей в лесах, тихо плачущие бабы.

    Рапорт Книги — не имея сил управляться без комсостава…

    Все лошади в лесах, красноармейцы меняют, наука, спорт.

    Барсуков разлагается. Хочет в учебное заведение.

    Идут бои. Наши пытаются наступать  на  Вакиев  —  Тонятыги.  Ничего  не выходит. Странное бессилие.

    Поляк  медленно,  но  верно  нас  отжимает.  Начдив  не    годится,    ни инициативы,  ни  нужного  упорства.  Его  гнойное  честолюбие,  женолюбие, чревоугодие и, вероятно, лихорадочная деятельность, если это нужно будет.

    Образ жизни.

    Книга пишет — нет прежнего задора, бойцы ходят вялые.

    Все время погода, нагоняющая тоску, дороги разбиты, страшная российская деревенская  грязь,  не  вытащишь  сапог,  солнца  нет,  дождь,  пасмурно, проклятая страна.

    Я болен, ангина, жар, едва передвигаюсь, страшные  ночи  в  задымленных чадных избах на соломе, все тело растерзано, искусано, чешется,  в  крови, ничего не могу делать.

    Операции протекают вяло, период равновесия с начинающимся преобладанием на стороне поляка.

    Комсостав пассивен, да его и нет.

    Я бегаю к сестре на перевязки, надо идти огородами, непролазная  грязь. Сестра живет во  взводе.  Героиня,  хотя  и  совокупляется.  Изба,  курят, ругаются, меняют портянки, солдатская жизнь, еще один  человек  —  сестра. Кто брезгает из одной чашки — выбрасывается.

    Противник наступает. Мы взяли Лотов, отдаем его, он  нас  отжимает,  ни одно наше наступление не удается, отправляем обозы, я  еду  в  Теребин  на подводе  Барсукова,  дальше  —  дождь,  слякоть,  тоска,  переезжаем  Буг, Будятичи. Итак, решено отдать линию Буга.

 

    6.9.20. Будятичи

    Будятичи занято 44-ой дивизией. Столкновения. Они поражены дикой ордой, накинувшейся на них. Орлов — сдаешь, катись.

    Сестра гордая, туповатая, красивая сестра плачет, доктор возмущен  тем, что кричат — бей жидов, спасай  Россию.  Они  ошеломлены,  начхоза  избили нагайкой, лазарет выбрасывают, реквизируют