Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Публицистика » Публицистика, страница21

Публицистика, страница21

Аккуратный народ, худого не скажешь. И так думаю  —  прихлопнет их немец скоро…

 

    Все это я видел на пустынной финской станции месяц тому назад.

 

          НОВЫЙ БЫТ

 

    Мы в сыром полутемном сарае. Косаренко нарезывает  ножичком  картофель. Толстоногая босая девка поднимает запотевшее веснущатое  лицо,  взваливает на спину мешок с рассадой и выходит. Мы идем вслед за нею.

    Полдень — синий в своей  ослепительности  —  звучит  тишиной  зноя.  На сияющих припухлостях белых облаков легко вычерчиваются овалы  ласточкиного полета. Цветники  и  дорожки  —  жадно  поглощенные  шепчущейся  травой  — обведены со строгой остротою.

    Проворной рукой девка прячет картофель в развороченной  земле.  Склонив голову набок, Косаренко ловит тонкими губами усмешку. Мелкие  тени  летают по сухой коже,  наполняя  желтоватое  лицо  неприметной  дрожью  морщинок, светлый глаз задумчиво сощурился, рассеянно трогая  цветы,  траву,  бревно сбоку…

    — Стрелковый Царской фамилии полк от нас  неподалеку  стоял,  —  шепчет Косаренко в мою сторону. — Там,  кроме  князей,  никого  и  не  увидишь… Сухих, гвардии полковник был, с царем учился, наш полк  ему  и  дали,  как флигель-адъютанта получил — маленько от долгов оправился,  не  из  богатых был…

    Косаренко уже успел рассказать мне о великих князьях, об  Скоропадском, бывшем его генерале, о сражениях, в которых погибла русская гвардия…

    Мы сидим на  скамейке,  украшенной  Амуром,  пузатым  и  улыбчивым.  На фронтоне легкого здания сияет позолота надписи: Лейб-Гвардии  Финляндского полка офицерское собрание. Мозаика цветных стекол забита  досками,  сквозь щели виден светлый зал, стены его покрыты живописью, в углу свалена резная белая мебель.

    — Товарищ, — говорит Косаренке  толстоногая  девка,  —  делегат  насчет грядки говорил, я грядку-то посадила…

    Девка уходит. Мясистая спина ее туго  обтянута  кофтой,  крепкие  соски упруго ходят под ситцем, оттопыриваясь дрожащими холмиками. В руках  девки — пустой мешок кажет солнцу черные дыры.

 

    Пустошь представляла из себя лагерь Финляндского  полка.  Теперь  земля принадлежит Красной армии. На пустоши решили развести огород, для этого из полка послали десять красноармейцев. О посланных этих мне сказали так:

    — Они ленивы, привередливы, наглы и болтливы. Они не умеют, не хотят  и не будут работать. Мы отослали их обратно и взяли наемных рабочих.

    Полк насчитывает в своей  среде  тысячу  здоровых,  бездельных  юношей, едящих и болтающих.

    Огород  этой  тысячи  обрабатывается    двумя    заморенными    чухонцами, равнодушными, как смерть, и несколькими девушками петербургских окраин.

    Им платят по 11 рублей в сутки, они получают фунт  хлеба  в  день,  над