фабульная ситуация, строящаяся вокруг преревода с французского на русский, описывается с помощью эпитетов, обозначающих разжижение женского тела, а сложная игра анаграмм переносит качества одного тела на другое. Таким образом, работа по словесному переводу сопровождается пластической метаморфозой тел, способствующей «переводу» текста в «жизнь».
Еще более нагляден механизм субституции в функционировании денег, являющихся знаками всеобщей эквивалентости par excellence. Деньги (как и язык) включаются в большинство других символических обменов, в том числе и эротических.
Существенно, однако, что все эти интертекстуальные в широком смысле обмены, так же как и собственно словесные транзакции, никогда не реализуются в формах полной эквивалентности, а всегда предполагают некий сдвиг, деформацию, потерю или приращение. Отсюда наше внимание к явлению перевода, с максимальной отчетливостью выявляющему различие в сходном. «Интертекстуальная» природа всех этих обменов помогает увязать между собой нарративную практику Бабеля и его предшественников с набором топосов, являющихся любимыми объектами исследования названных теоретиков. Она же связывает эти топосы друг с другом.
Мы не случайно подробно исследовали топос проституции. Бабель, с нашей точки зрения, обращается к нему не только как к классическому мотиву русской литературы или типичному предмету социальных наук. Проститутка является, кроме того, субститутом матери или иного недоступного и сублимированного сексуального объекта, причем замещает это умозрительное тело в формах низменного и подчеркнуто телесного присутствия, допускающего манипуляции с ним, в том числе путем насилия. Далее, проститутка воспроизводит и трансформирует разобраную Фрейдом (и Мопассаном) ситуацию «семейного романа»; в эту ситуацию подмен она включает товарный эквивалент — деньги, а также выступает в ней женским воплощением маргинала, аутсайдера. Наконец, как в литературе, так и в фантазиях пациентов, проститутка оказывается объектом «спасения» (что наглядно выражает ее тесную связь с ее сублимированным прототипом — образом матери). Тем самым данный мотив проецируется и на христианскую модель — пару Христос-Мария Магдалина.
Идеология спасения, исправления, преображения была центральной установкой русской литературы XIX века. Проститутка символически занимает в сюжете место Читателя, подлежащего перевоспитанию, а потому является эмблемой литературного воздействия в его традиционном понимании. Одновременно она выражает двойственность литературного материала как такового: проститутка это и плоть от плоти «неприкрашенной правды жизни» и призрачный в своей симулятивности эрзац. Таким образом, этот топос, как и другие рассмотриваемые