Главная » А. К. Жолковский, о Бабеле А. К. Жолковский, о Бабеле
невинности и Богу – подлинное воскресение. У Бабеля личность обретает себя, лишь прибегнув к эстетическому и эротическому контакту, культуре, искусству, выдумке, вплоть до преднамеренного извращения образа детства и сознательного артистического конструирования «братства». Да и конечная цель бабелевского квеста не духовная – достичь воскресения, а артистическая – «пережить забвение». Интересно, что это заявление следует в «Гонораре» …
начало («тридцатилетняя женщина обучила меня…») с сестринско-лесбиянским («услышал слова женщины, обращенные к женщине»). Фабульно же эти символические инцестуальные мотивы, зиждутся на продемонстрированной, наконец, гетеросексуальной мощи героя с его “бревноподобным” фаллосом («Я испытал в ту ночь любовь, полную терпения…»). Особенно выпукло “эдиповское” совмещение ролей сына и любовника дано в «Гонораре»: «Голова моя тряслась у ее груди, …
предшествует следующая вуаеристски поданная супружеская любовная сцена: «Что до г-жи Сабран, его супруги [речь идет о чете католиков, сопровождавшей Руссо в Турин], то это была добрая женщина, более спокойная днем, чем ночью. Так как я спал в их комнате, их шумные бессонницы часто будили меня и будили бы еще больше, если бы я понимал их …
доверчивый, ласковый, робкий» (с. 163). –»Раскрыв влажные веки, [соски] толкались, как телята. Вера сверху смотрела на меня» («Гонорар»). Творческая «игра» в обоих случаях ведется наполовину всерьез – рассказчик сам начинает верить своим выдумкам и впадает в неменьший экстаз, чем слушательница: «Я вошел в пафос до того, что у меня самого горловая спазма приготовлялась…» (с. 161). …
гонорею». Об архаических инициационных мотивах, проглядывающих в бабелевском рассказе, в том числе аналогиях между Верой и Бабой-Ягой, см. в гл. 7. [36] Ср., например, придание вызывающе женственных черт красоте мужественного начдива Савицкого в начале «Моего первого гуся». [37] Как отмечает Фрейдин [133, с. 1910], даже «Поцелуй», единственный пример успешного соблазнения женщины Лютовым, кончается тем, что …
очередной мэтр-француз поучает бабелевского рассказчика:»Mon vieux [!], за тысячу лет нашей истории мы сделали женщину, обед и книгу» и учит его «обедать […] в харчевне скотопромышленников и торговцев вином — против Halles aux vins»; вино и секс, а затем по ходу рассказа и смерть, настойчиво связываются с книгой. В «Мопассане» первые же деньги, заработанные у …
Но аналогичным образом представлена и “соавторша” бабелевского рассказчика Раиса Бендерская: «[А]тласные эти руки текли к земле […] кружевце между отдавленными грудями отклонялось и трепетало […] Раиса вышла ко мне в бальном платье с голой спиной […] И она протянула мне руки, унизанные цепями платины […] – Я хочу работать, – пролепетала Раиса, протягивая голые руки …
в интертекстуальную игру включается и иной литературный фон: в «Гонораре» на потертой кровати валялась книга, роман из боярской жизни Головина (опять Голгофа?); в «Мопассане» фигурируют Ибаньес, Сервантес, «Юдифь» и мн. др. Заметное место на этом фоне отводится Толстому – прозаику номер один и естественному объекту авторского anxietyofinfluence: «Мне казалось пустым занятием – сочинять хуже, чем …
половой акт совершается дважды, второй раз – ПОСЛЕ, в результате бесчестного манипулирования и без надежд на дальнейшую близость. Бабель отбрасывает первый из этих актов («продажный») и придает второму («манипулятивному») характер телесно и духовно гармоничного артистического хэппи-энда. У Чернышевского и Достоевского проститутка моложе героя, претендующего на «отцовскую» роль, а у Бабеля – старше, в соответствии с …
сочувственное внимание Толстого (Эйхенбаум [149, 119 сл.]. [4] Кстати, Клотильда впервые отдается Дюруа в карете [84, с. 264], а затем приезжает к нему в фиакре, запряженном белой клячей (с. 268), – аналогично ситуации в “Признании”. Секс в экипаже – распространенный мотив; одной из его ранних манифестаций является эпизод между Жан-Жаком и мадам де Ларнаж в …
|