Главная » А. К. Жолковский, о Бабеле А. К. Жолковский, о Бабеле
и исследований горьковедов. Безотцовство и нелюбовь, а затем смерть, матери; неуравновешенность и озорство, приводящие в девятнадцатилетнем возрасте к покушению на самоубийство; череда квази-родительских фигур, разочарование в них, борьба с ними и с идеализированным образом отца за собственное identity; потребность в семье, отчасти восполняемая революционными кружками; самозащита от окружающего с помощью иностранных книг; тяготение к литературным …
(1974: 31) отмечает отход от Горького (в сторону Шолом-Алейхема) уже в «Шабос-Нахаму» (1918); ОКоннор (63) соотносит бабелевскую оргию “насилия” с его дозировкой в трилогии Горького; Уайль (157-158) сопоставляет жестокую иронию Бабеля в «Письме» с тем, как ту же тему разработал бы Горький; а Поджоли (49) полагает, что «революционный романтизм» была изобретен Горьким, чтобы как-то оградить …
в интертекстуальную игру включается и иной литературный фон: в «Гонораре» на потертой кровати валялась книга, роман из боярской жизни Головина (опять Голгофа?); в «Мопассане» фигурируют Ибаньес, Сервантес, «Юдифь» и мн. др. Заметное место на этом фоне отводится Толстому – прозаику номер один и естественному объекту авторского anxietyofinfluence: «Мне казалось пустым занятием – сочинять хуже, чем …
нежная их усмешка сводит с ума гарнизонных офицеров» «[Сестры Раисы] были замужем за своими собственными Бендерскими […] Мужья закутали сестер в котиковые манто [… и] уехали в театр […]» (оставив Раису в распоряжении рассказчика). Кстати, «розовый цвет» упоительного «жирка» – один из лейтмотивных в портрете Раисы («В гостиную, неся большую грудь, вошла черноволосая женщина с …
они, так сказать, изначально в крови. Даже вскоре после смерти Горького Бабель позволяет себе высказаться о его неспособности написать настоящий рассказ: «[О] технике рассказа хорошо бы поговорить, потому что этот жанр у нас […] никогда в особенном расцвете не был, здесь французы шли впереди нас […] У Горького большинство рассказов — сокращенные романы» (1937 г.; …
что «эту тварь надо отправить в пансион без древних языков» (с. 101). Директор возражает: «– Известно ли вам, какие учреждения именуются таким образом? [… К]ак решились вы сделать такое непристойное сопоставление? […] (с. 101). С помощью школьного врача директору удается […]убеди[ть]ся, что Саша вовсе не барышня» (гл. 13, с. 104)[24]. Тем не менее, «[с]лухи о …
малограмотный. Читать мог, но писать уже не всегда осмеливался […]» «Хотя […] одно время был врачом […] После [… я] делаюсь милиционером. После слесарем, сапожником, кузнецом. Я подковываю лягающих лошадей, дою коров, дрессирую бешеных и кусачих собак. Играю на сценах. Поднимаю занавеси […С]нова […] защищаю революцию от многочисленных врагов […] Занимаю должность инструктора по кролиководству …
сладком и упоительном благоухании было что-то раздражающее, томящее, искусственное и нездоровое. Ковры […] поразительно напоминали мох» (с. 438). Жертвой этой нездоровой атмосферы становится у Мопассана, правда, не муж, а жена, которая из ревности не может примириться с браком Дюруа и Сюзанны. «Пышная растительность [..] обдавала ее своим одуряющим дыханием […] становилось тесно в груди [… …
в книге, совмещает множество текстовых и внетекстовых слоев. Что касается христианской модели, то всякая религиозная система основывается на цепочках символических обменов, описанных Моссом (1990) в категориях дара и примененных Леви-Строссом к описанию мифа как знаковой системы. Трансформации в священных текстах принимают форму ритуальных жертвенных подмен, а в евангельской традиции — транссубстанциации тел (например, преображения …
начинать”» («Начало»; 2: 369). Бросаются в глаза упоминания о литературном дебюте (даже двух) и своего рода первом гонораре (точнее, первом из бесконечной серии бабелевских авансов13), что прямо перекликается со «Справкой»/»Гонораром»,14 и об уходе «в люди», отсылающем к одноименной повести Горького. Обращает внимание также сходство этого пассажа с типичной сценой прихода бабелевского автобиографического героя к “учителю …
|
